[indent]После рейда в 1976ом Марта не чувствует ничего, кроме громадной тоски расположившейся где-то под сердцем, иногда заполняющей другие части тела, обездвиживая их, разум и мысли. Заключая в этот вязкий, теплый, черный плен оцепенения все, до чего дотянется. Когда она лежит рядом с Майклом, ей кажется что это тоска подкатывает прямо к горлу, вот-вот и она захлебнется в ней и задохнется. Она не хочет (но ей кажется, что она физически не может) смотреть в его лицо, в его глаза, даже когда он спит рядом она разглядывает его руки на краю своей подушки, завитки черных волос, в которых с каждым месяцем жизни и брака с Мартой, становится больше седых волос. Она смотрит и пытается вспомнить когда любила его, что ей в нем нравилось. Может быть то, как он хмурил брови, когда терял на самом видном месте рядом с собой очки? Или то, как он усталый возвращался домой после ночных смен в Мунго и всегда целомудренно целовал Гойл в губы, даже если она не замечала его?
[indent]Марта никогда не врет себе, она прекрасно понимает всю тяжесть своего положения и лучше всего у нее получается наказывать себя за необдуманные ошибки. После ночи с Александром она не заметает следы, не пытается спрятаться, она возвращается в дом Майкла, который должна называть их домом, но не может. Не идет в душ, даже не снимает брюки и помятую рубашку, берет с собой бутылку виски из импровизированного бара в книжном шкафу (все книги принадлежат Майклу, весь алкоголь для особенных случаев - ей), и впервые за чуть больше года наливает себе полный хайбол, чтобы выпить его залпом до того, как лечь на диване в гостиной спать.
[indent]Она просыпается от того, что ей становится невыносимо жарко в коконе из шерстяного пледа, которым Эвермонд укрыл ее утром. Она до сих пор чувствует на себе запах Александра, это ощущение затягивает странный узел внизу живота, и благодаря этому к ней возвращается чувство вины.
[indent]Она находит Майкла на кухне с газетой и ей нечего ему сказать, ей просто нужна вода и обезболивающее, чтобы дойти наконец до душа и смыть с себя всю прошлую ночь. Майкл обращает внимание на кровоподтек в прозрачной оболочке, покрывающей белок ее глаза и подходит к ней, хочет взять за подбородок, чтобы разглядеть масштаб гематомы, Марта взглядом протестует пока вливает в себя холодную воду из графина. Мне надо взглянуть, чтобы помочь. Марта непреклонна и отворачивается вместе с пустым графином. Я предлагаю так не делать. Мне нужно обезболивающее.
[indent]Голос Майкла и его обеспокоенный вид наводит Марту на мысль, что она вообще не помнит как любить. В ту неделю она так и не смогла прикоснуться к мужу, вечером всегда задерживалась в ванной с ритуальным стаканом виски.

[indent]Первым неладное заметил Хорприк, как обычно, без церемоний и хоть каких-нибудь прелюдий, лести, говорит ей, даже не спрашивает: ты изменила Эвермонду с ним. В его голосе столько омерзения, что Марте хочется исчезнуть или захлебнуться в очередной волне стыда, который преследует ее всю неделю. Вместо этого она продолжает работать с документами, не поднимая на коллегу взгляда. Она заканчивает формировать досье, подкрепляя документы к папке, наконец откладывает её и отвечает: с чего ты взял?
Ты выглядишь так, будто похоронила отца, в то время как Эйвери светится как рождественская елка. Здесь не так много вариантов, если нет некролога об Эвермонде.
Тебе нужно перестать общаться с Крэбб, это только портит тебя и это невыносимо. Марта не задерживается с ответом, говорит устало и возвращается к сбору документов, все еще желая исчезнуть.